Ариасвати - Страница 94

— А знаете, мистер Рами, в самом деле не мешало бы повнимательнее осмотреть шкуру убитого зверя: быть может, найдется рана, укол или что-нибудь в этом роде…

— Что же, нет ничего легче. Вон стоят двое шинкарри, — спутники в это время уже вышли на площадь и Рами-Сагиб указал на двоих охотников, вооруженных длинными луками и пучками легких дротиков, — вот двое шинкарри: стоит только пообещать им рупию, они слезут в пропасть, достанут труп тигра, снимут с него шкуру и доставят ее вам в целости.

— Как вы думаете, мистер Рами, не послать ли нам эту шкуру Нариндре, тем более, что он имеет на нее более прав, чем мы с вами?

— Что же, это вы прекрасно придумали, мистер Гречоу.

Рами-Сагиб подозвал к себе шинкарри и принялся толковать с ними по своему. Все трое горячо жестикулировали, беспрестанно указывая по направлению к лесу. Андрей Иванович постоял несколько времени около них и соскучился.

— Я пойду к своему товарищу, — сказал он Рами-Сагибу.

— Да, да, мистер Гречоу, идите пока, — торопливо отвечал этот последний, прерывая на мгновение горячее объяснение с шинкарри, — мне нужно будет проводить их в лес и указать место, где лежит убитый тигр. Вы, пожалуйста, ступайте к своему товарищу, а я условлюсь с ними… — И Рами-Сагиб тотчас же направился в толпу индусов, стоявших неподалеку, а Грачев пошел отыскивать Авдея Макаровича.

Пробираясь сквозь толпу, Андрей Иванович перед самым входом в храм натолкнулся на тесный кружок мужчин и женщин, которые, поднимаясь на носки и цепляясь за плечи впереди стоявших, жадно следили за пляскою баядерок-наши. Даже терраса храма опустела. Брамины, прежде толпившиеся на ней и равнодушно смотревшие сверху на богомольцев, теперь тоже вмешались в толпу и, пользуясь своим привилегированным положением, пробились в передние ряды зрителей. Подняв глаза на опустевшую террасу, Андрей Иванович невольно вздрогнул, заметив за одной из колонн знакомое голубое газовое покрывало, усеянное золотыми блестками. В то же мгновение от колонны отделилось кудрявое бледное личико девадаси и ее огромные, горящие внутренним огнем глаза уставились прямо в глаза Грачева. Казалось, она нарочно поджидала здесь молодого русского сагиба, потому что из под голубого газа немедленно появилась худая смуглая ручка и сделала ему призывной жест.

Когда Грачев, растолкав толпу, взбежал на крыльцо храма, она вышла к нему навстречу, слегка нагнула его голову и стала дуть ему в лоб и волоса. Потом она положила свои почти детские руки к нему на плечи, уперла в его глаза свой горящий неподвижный взор и произнесла медленно, ломанным английским языком:

— Забудь все, что я тебе говорила. Судьба должна совершиться.

— Зачем же в таком случае ты говорила?

— Это не я говорила. Кто-то другой говорил моими устами. Если бы я даже не хотела говорить, я все равно должна была бы повиноваться. Но ты забудь, что я говорила.

— К чему это? Разве не все равно забуду ли я или не забуду твои слова: ведь судьба совершится во всяком случае?

— Не знаю. Так нужно.

— Послушай, ты упоминала тогда одно женское имя, повтори его мне теперь. Я никак не могу его вспомнить.

Девадаси опустила глаза, сняла руки с его плеч и тихо прошептала:

— Я его забыла и ты должен забыть его.

— Я тебе не верю. Ты просто не хочешь исполнить моей просьбы.

— Не обижай меня. Я действительно забыла. Я никогда не лгу. Притом… мне так жаль тебя.

— И мне тебя жаль.

Андрей Иванович ласково взял обе ее крошечные ручки и тихонько сжал в своих ладонях. Она снова подняла на него свои огромные глаза. Теперь в них уже не было ничего сумасшедшего: они смотрели кротко и грустно.

— Это правда? Ты действительно меня жалеешь? — спросила она как-то нерешительно.

— Да. Я сам не знаю почему, но когда смотрю на тебя, мне становится так грустно… Просто сердце сжимается, точно у меня отнимают что-то дорогое, любимое.

— Я верю этому. Это правда. Это так должно быть.

Девадаси снова опустила глаза в землю и задумалась.

Андрею Ивановичу казалось, что она к чему-то прислушивалась. Так прошло несколько минут. Затем она снова подняла глаза на Грачева.

— Хочешь, чтобы я пришла к тебе? — спросила она неожиданно.

Андрей Иванович сначала растерялся и затруднился ответом.

— К чему? — ответил он вопросом после минутного молчания.

— Как хочешь. Я бы пришла. Скажи, где ты живешь.

Грачев назвал бунгало Рами-Сагиба.

— Жди меня завтра вечером, — сказала она. — Как только солнце погрузит свой огненный шар в прохладные волны океана, я буду близ тебя. Прощай.

— Нет, Рамисвати, — остановил ее Андрей Иванович, — я хочу сохранить о тебе светлую память. Не приходи ко мне. Притом завтра я, вероятно, уже уеду. Мне жаль тебя, но нам лучше не видаться.

Рамисвати закрыла лицо покрывалом и отвернулась.

— Ты прав, — печально сказала она через несколько времени, — нам лучше не видаться. Ты не изменился за все это долгое время. Ты по-прежнему отталкиваешь родную душу и рвешься к чужой, как мотылек к свету. Пройдут еще такие же долгие годы прежде, чем душа снова встретит и узнает свою утраченную половину и тогда…

— Что тогда? — спросил Андрей Иванович, снова ласково сжимая между ладоней горячие руки девушки и с состраданием вслушиваясь в бред сумасшедшей девадаси.

— Тогда… тогда… Нет! Уходи! Оставь меня: дух близко. Я не хочу, чтобы ты видел меня в этом состоянии… Вот идет мой мучитель, — кивнула она на поднимающегося по ступеням Ковинду-Суами.