Ариасвати - Страница 71

В Бомбее должен был высадиться Крауфорд.

— До свидания в Калькутте, — сказал он, пожимая руки своим русским приятелям.

Затем, он отошел в сторону Андрея Ивановича и прибавил вполголоса:

— Если вам, мистер Гречау, как-нибудь, случайно, придется попасть в какое-либо затруднение, сейчас же пишите или — лучше — телеграфируйте мне: вот вам мой калькуттский адрес. Я постараюсь устроить ваше дело. Обещаете?

— За позволение к вам писать благодарю от души, мистер Крауфорд, и я с удовольствием им воспользуюсь. Но что касается затруднений, о которых вы говорите, то вряд ли они могут представиться: в деньгах, например, я не нуждаюсь, так как у меня их более, чем нужно…

— А помните наш разговор на австрийском пароходе?

— А вы продолжаете настаивать на своем мнении?

— Более, чем когда-нибудь.

— В таком случае, даю вам слово, что непременно воспользуюсь вашим влиянием, когда это будет необходимо.

— И я сделаю для вас все, что могу. Благодаря моим связям я уверен, что буду вам полезен.

— Еще раз спасибо, мистер Крауфорд,

— Итак — увидимся, в Калькутте.

XIII. Под небом Индии

Проводив Крауфорда до станции железной дороги, наши приятели отправились осматривать Бомбей. Для Андрея Ивановича этот город представлял тем больший интерес, что здесь он впервые сталкивался лицом к лицу с той таинственной очаровательной Индией, которая так давно привлекала к себе его внимание.

Бомбей раскинулся на островке, который как будто нарочно выдвинулся в море, чтобы служить защитой от опасного юго-западного муссона бесконечной веренице судов всех национальностей, постоянно наполняющих его прекрасный рейд. Лет пятьдесят тому назад Бомбей обладал убийственным климатом. Низменная и болотистая местность, среди которой расположен старый город, благодаря парниковой тропической температуре Индии, служила постоянным рассадником губительных миазмов, ежегодно уносивших тысячи жертв, особенно из пришлого населения города. Европейцы, принужденные жить в Бомбее, почти поголовно вымирали от так называемой "собачьей" или "китайской смерти". Существовала даже поговорка "в Бомбее человеческая жизнь не дольше двух муссонов". Теперь эта поговорка отошла уже в область преданий, и Бомбей настоящего времени пользуется репутацией одного из самых здоровых городов Индии. Благодаря систематическому осушению окрестностей, искусственному поднятию грунта и урегулированию течения реки Гонера, климат города так изменился, что европейцы могут жить здесь уже без всякой опасности для здоровья. В то же время островок, на котором расположен Бомбей, вследствие последовательного роста города, целой системой насыпей и дамб сначала слился с соседним островом Сальсета, а затем, приросши таким же образом к материку, превратился в длинный полуостров, огибающий одну из лучших и обширнейших гаваней Индии.

Бродя по улицам Бомбея, Андрей Иванович знакомился с совершенно новой, неведомой жизнью. Эта своеобразность особенно резко бросалась в глаза, когда наши путешественники, по дороге от монумента Виктории до квартала европейцев, Байкола, зашли в один из старых кварталов, занятый исключительно туземным населением. Здесь начиналась уже настоящая, почти еще не тронутая европейской цивилизацией Индия. Кругом лепились лавчонки седельников, портных, шорников, сапожников, медников, ювелиров, торговцев готовым платьем, молоком, сыром, рисом, а всего больше фруктами самого разнообразного вида, запаха и вкуса. Население, толпившееся на улицах, поражало оригинальностью и первобытной простотой одежды, иногда, эта последняя даже совсем отсутствовала. Сначала Андрей Иванович никак не мог привыкнуть к этому изобилию голых тел, которые попадались ему на каждом шагу. Не то, чтобы зрелище адамовских костюмов оскорбляло его целомудрие, но с непривычки его как-то коробило. Порой ему казалось, что он забрел в какую-то простонародную баню или в обширную купальню, где сотни купальщиков только что вышли из воды или уже разделись, чтобы идти в воду. Ему казалось странно видеть, что почти вся одежда индуса, сосредоточилась на голове, оставив остальному телу только его первобытную наготу. Он с улыбкой смотрел на иного черного джентльмена, навьючившего себе на голову громадную чалму, на которую пошли вероятно целые десятки аршин кисеи или коленкора, и затем ограничившего весь свой остальной костюм только одной небольшой белой повязкой вокруг бедер. Еще более удивляли его попадавшиеся навстречу полунагие женщины, весь костюм которых состоял из небольшого прозрачного покрывала, довольно оригинально обернутого вокруг ног, и очень короткой сорочки, скорее кофты, без рукавов и к довершении всего распахнутой на груди. На каждом шагу попадались совсем голые ребятишки и тем не менее с браслетами на смуглых ногах, мускулистые носильщики, большей частью с одним только традиционным лоскутом вокруг поясницы, с развитием цивилизации заменившим первобытный фиговый лист, обсыпанные пеплом факиры, почти совершенно иссохшие от постоянного поста и бденья, поклонники Вишну с краской на лбу, довольно красивые женщины с жемчужинами в носу, повозки какой-то странной, первобытной конструкции, запряженные белыми быками, дервиши, с ног до головы одетые в невообразимо грязное лохмотья, с длинной дубиной, коротким дротиком, с молотком и топориком на конце и ковшеобразной чашей в руках. Все это сновало туда и сюда, бросалось в глаза своей новизной, причудливостью, разнообразием форм и почти ослепляло тропической яркостью красок. К этому нужно прибавить еще неумолкающий говор на странном незнакомом языке, крики разносчиков и продавцов, рев вьючных животных, общий шум народной толпы, торопливо движущейся туда и сюда, чтобы нисколько не удивиться тому, что Андрей Иванович скоро почувствовал себя подавленным массою новых впечатлений и пожелал воротиться на корабль, к которому, в течение двухнедельного плавания, успел уже привыкнуть.