Ариасвати - Страница 9

Андрей Иванович встал и, высоко подняв над головой сложенные ладонями руки, снова бросился в озеро. Широкими взмахами, поднимая тысячи сверкавших на солнце радужных брызг и оставляя за собой расширенный след на взволнованной поверхности озера, поплыл он к своей палатке, едва видневшейся вдали за широкими листьями банана, сквозь спутанную зелень прибрежных тростников. Одевшись наскоро, он с чувством приятной свежести во всем теле, слегка вздрагивая от продолжительного купанья, позавтракал горячим кофе с сухими сливками и в первый раз в жизни попробовал печеные бананы с маслом, которые ему заменили на этот раз любимые им сдобные булки к кофе. Для первого раза он нашел их настолько сносными, что не счел нужным пожалеть об отсутствии булочной на острове.

Часы показывали около 11, когда Андрей Иванович кончил, не торопясь, свой завтрак. Залив огонь и прибрав посуду, он взял ружье, положил в карман несколько патронов, повесил через плечо бинокль и отправился осматривать остров, предположив кстати — промыслить что-нибудь к обеду, так как питаться соленой свининой и консервами ему уже порядочно надоело.

IV. Кагу

Обходя кругом озера, в зеленой чаще густо разросшихся кустарников, осыпанных ярко-желтыми мотыльковыми цветами, с зеленой стручкообразной завязью, местами выставлявшейся из середины осыпающихся цветков, Андрей Иванович вдруг натолкнулся на небольшой ручеек, вытекавший из озера и до того скрытый ветвями перепутавшихся растений, что о его существовании трудно было догадаться, даже стоя в двух-трех шагах от него. Куда бы мог изливаться этот ручей? Во всяком случае — не в море. Когда Грачев на своем Гиппогрифе осматривал берега острова, он нигде не видел ничего похожего на устье речки или ручья, даже не заметил, чтоб где-нибудь хоть только струйка воды падала с прибрежных скал в море.

"Надобно прежде всего изучить свою квартиру", — подумал Андрей Иванович и отправился вниз по течению ручья, с трудом пробираясь между частыми стволами деревьев, переплетенными сетью цепких, вьющихся растений. Ручеек прихотливо извивался, протекая по весьма незначительному уклону. В иных местах он расширялся, образуя небольшие озера, усеянные широкими листьями цветущих водяных растений, в других совершенно терялся в густой болотной траве, и Андрею Ивановичу приходилось даже обходить неожиданные трясины не желая вязнуть в жидкой грязи. Он слышал, как в траве, далеко на середине болота, весело трещали и крякали какие то болотные птицы, и не раз пожалел о том, что не взял с собой своего престарелого Брута, который, несмотря на свой почтенный возраст, был неоценим на охоте по костромским болотам. Подвигаясь вперед по влажной топкой почве, между перепутанными стволами деревьев, Андрей Иванович однако не раз должен был переходить неглубокие, но тинистые протоки, обходить которые кругом у него не доставало терпения. Его охотничьи сапоги потеряли свой девственный щеголеватый вид и, покрытые липкой грязью и зеленоватою тиной, приобрели весьма некрасивую наружность. Охотясь по костромским болотам, Андрей Иванович не обращал обыкновенно внимания на это обстоятельство, вполне уверенный, что к завтрашней охоте сапоги явятся снова в приличном виде, хорошо вычищенные и обильно промазанные рыбьим жиром, но теперь он невольно посматривал на них, неодобрительно покачивая головой и соображая, что ему самому придется потрудиться над ними, чтоб очистить их от этой противной грязи.

Между тем почва все понижалась, лес становился выше и гуще. Порой попадались пространства, в которых царил настоящий лесной сумрак, с каким Грачев однако свыкся еще с детства в своих костромских лесах, до того, что без этого зеленого сумрака даже не мог себе представить настоящего леса. Начали появляться островки, занятые сплошным хвойным лесом. Сквозь густые нависшие ветви вековых деревьев едва виднелась синева голубого неба. Это были красивые южные пинии. Смолистый бальзамический воздух под их навесом смешивался с испарениями гниющих листьев, толстым ковром покрывавших влажную почву. Андрею Ивановичу показалось, что он каким то чудом перенесен в свою родимую сосновую глушь. Он остановился и, осматриваясь кругом внимательным оком охотника, — начал прислушиваться к лесной тишине, как это делал тысячи раз на своей далекой родине. Скоро его чуткое ухо уловило отдаленный треск хрупкой ветки и вслед за тем послышался шелест сухих листьев, как будто какое-то животное разрывало кучи листьев, гниющие у подошвы деревьев. Немного спустя, шелест этот повторился, но уже несколько ближе и правее. Андрей Иванович стал пристально всматриваться в то место, откуда послышался этот шелест. Сначала он ничего не мог разобрать в этом зеленом полумраке, господствовавшем под навесом деревьев, но спустя несколько мгновений, по охотничьей привычке, инстинктивно без малейшего шума он спрятался за ствол дерева, у которого стоял, и затаив дыхание, уставил свои зоркие глаза в сероватое пятно, которое медленно двигалось на темно-зеленом фоне лесного сумрака. Скоро он рассмотрел, что это была довольно большая птица, еще больше гигантского ноту.

Серовато-пепельные перья ее местами были перемешаны с красновато-желтыми и белыми, на голове длинный бледно-серый хохол покрывал затылок и часть короткой шеи, крылья, распущенные веером, были усеяны желтыми, красными и серыми пятнами. Медленно двигаясь между стволами деревьев, она постоянно нагибалась и своим длинным и острым клювом разрывала кучи гниющих листьев, вероятно отыскивая гнездившихся в них насекомых, червей и личинок. Вдруг птица остановилась и вытянула шею. Андрею Ивановичу показалось, что она насторожилась, почуяв охотника. Не желая потерять интересную дичь, он быстро вскинул ружье и приготовился стрелять. Но в этот момент раздалось громкое "кха", похожее на чудовищно сильный кашель, и вслед за тем последовало продолжительное "кгу", будя тысячи отголосков в безмолвном лесу. Охотник вздрогнул от неожиданности и резкости звуков и едва не выронил ружья. Между тем "кха-кгу" следовали одно за другим, становясь все громче и резче. Это кричала птица, всякий раз, при этом выгибая шею и наклоняя несколько голову, как будто для того, чтобы лучше, старательнее выводить свою стереотипную фразу. На этот крик по сторонам раздалось несколько ответных "кагу". Птица, казалось, успокоилась и принялась за свое прерванное занятие. Андрей Иванович все еще держал ружье наготове, не решаясь выстрелить в кагу (он вспомнил, что именно так называлась птица, благодаря своему крику): у него не поднималась рука на существо, которое так мирно паслось у него на глазах, доверчиво приближаясь к тому самому стволу дерева, за которым он прятался. Кроме того, благодаря ответным крикам кагу, Грачев уже не боялся остаться без дичи. Он читал, что кагу легко делается ручным и ему захотелось поймать свою добычу живой. Поэтому он опустил ружье и остался за деревом, не спуская глаз с приближающегося кагу. Каждый охотник может легко понять, что, несмотря на вынужденную неподвижность, на задерживаемое дыхание, Андрей Иванович страшно волновался. Надежды и опасения быстро сменяли друг друга. То он боялся, что кагу переменит направление и не пройдет мимо дерева, за которым он притаился, то опасался, что птица почует его присутствие и убежит, а преследовать ее в густом лесу, между спутанными стволами деревьев, нечего было и думать. Одно время он думал, что ему показалось, что птица его заметила, по крайней мере ее черные блестящие глаза остановились на том самом дереве, за которым притаился Грачев. Он уже ждал, что кагу кинется в бегство. Но опасение не оправдалось. Птица продолжала спокойно приближаться к нему, разрывая по пути кучи листьев и останавливаясь над ними на несколько мгновений, чтобы достать червяка или насекомое. Когда кагу подошла к дереву на несколько шагов, терпение покинуло охотника. Он выскочил из своей засады и бросился ловить испуганную птицу. Кагу сначала взглянула на него как-то странно расширившимися глазами, потом жалобно закричала и кинулась бежать, распустив веером свои бесполезные крылья. Андрей Иванович бежал за ней, как говорится, сломя голову, натыкаясь на деревья, задевая за попадавшиеся на пути сучья. Несколько царапин и довольно чувствительных уш