Ариасвати - Страница 82

— Что же нам делать? — спросил Авдей Макарович, прерывая наступившее молчание.

— Я думаю, — ответил после непродолжительного раздумья Дайянанда, — прежде всего следует узнать, согласится ли принять вас друг, имени которого мы не будем произносить.

— А это возможно сделать? — быстро спросил Андрей Иванович, пришедший было в отчаяние и теперь получивший снова надежду.

— Я думаю, что это возможно будет сделать, — промолвил Дайянанда, очевидно что-то обдумывая, — если сагибы не откажутся вместе со мной посетить завтра храм богини Парвати.

— Завтра? Но ведь храм в Калькутте?

— Нет, этот храм недалеко отсюда: на горе, — вмешался Рами-сагиб. — Если вам угодно будет, я также отправлюсь туда вместе с вами.

— Мы будем очень обязаны вам, мистер Рами, — поклонился Авдей Макарович. — Но когда же мы можем получить ответ Нар… то-есть друга, которого мы не будем произносить?

— Конечно, завтра же.

— Следовательно, он скрывается в этом храме?

— Нет, сагиб Сименс, наш друг теперь далеко: он находится, вероятно, в одной горной долине, у подошвы Чумалари.

— Так, значит, ответ будет получен по телеграфу?

Дайянанда взглянул на Рами-сагиба и оба улыбнулись.

— Пожалуй, — отвечал этот последний, — если хотите, по телеграфу, но только этот телеграф совсем не похож на те, какие вы знаете.

ХVІІІ. Храм богини Парвати

В настоящее время на Цейлоне так же, как и в Бирме, преобладает буддийская религия. Но около 200 лет тому назад здесь господствовал древний индийский культ с его всеобъемлющим пантеизмом, с его мистически-философской тримурти — Брамой, Вишну и Сивой — и бесчисленным сонмом второстепенных богов, олицетворявших и силы природы, и отвлеченные философские понятия, и даже человеческие страсти. На всех холмах, на всех вершинах скал, где теперь возвышаются развалины буддийских ступ, в те времена красовались великолепные пагоды в честь богов и демонов, тесной толпой наполнявших Олимп Индостана. Но царство этих богов было не прочно. Созданные пылкой фантазией Востока, запуганной созерцанием могучих сил тропической природы, равно плодовитых как в разрушении, так и в созидании, эти боги должны были уступить свое место обоготворению возведенной в идеал человеческой личности: слепые силы природы отступили перед красотой и могуществом нравственной личности человека.

За шестьсот лет до Р. Хр. явился великий Сакия-Муни, Будда человеческого рода, целые тысячелетия спавшего умственно и нравственно перед лицом бесчисленных богов и демонов, созданных его воображением. Будда первый провозгласил религию человеческого совершенствования, культ стремления к нравственному идеалу. В основу своего учения он положил любовь ко всему живущему, ко всему существующему на земле и на небе:

"Видимые и невидимые существа, — говорил он, — и те, что близ меня, и те, что вдали, да будут все счастливы! Да будет радостно все существующее!"

"Не вредите один другому, нигде никого не презирайте, один другому не пожелайте зла".

"Как мать жертвует жизнью, охраняя свое дитя, так и ты безгранично возлюби все существующее".

Этот великий принцип любви послужил для новой религии знамением победы. Люди, доразвившиеся до сознания нравственного идеала, не могли уже удовлетворяться религией, в которой сухой философский пантеизм жрецов так хорошо уживался с грубым, кровожадным фетишизмом народа. Широкой волной разлилось новое учение по Индостану, как могучий прилив океана затопляя повсюду остатки старой веры. Древние языческие храмы переходили один за другим во владение буддийских монахов. На месте их или рядом с ними созидались еще более великолепные буддийские ступы. Распространение новой религии шло мирно, без борьбы, без насилий, потому что великий учитель заповедывал своим последователям полнейшую религиозную терпимость и такое уважение к чужому мнению, что даже запретил его оспаривать.

Но вероятно так уже суждено, чтобы история каждой религии была запятнана потоками крови. Настало время, когда и среди буддистов проснулся дух узкого, слепого фанатизма, явились свои Торквемады, запылали костры и полилась человеческая кровь. Тысячи языческих храмов были разрушены тогда ложными буддистами, извратившими учение своего великого учителя. Приверженцы старой веры, конечно, платили им тем же. К довершению всего между самими буддистами началась кровавая вражда из-за мнений.

Вражда эта длилась столетия, поглотила бесчисленное множество кровавых жертв и, наконец, замерла под гнетом новых насилий, явившихся теперь уже со стороны пришлых врагов: на север явились магометане, на юг — христиане-португальцы со своими фанатиками-монахами, со своей инквизицией, и начались новые пожары, разрушение, кровопролитие. Теперь уже с одинаковым зверством разрушались древние памятники, без различия религии, к которой они принадлежали.

Прокатилась и эта волна. Наступило новое господство. Новые господа чужды религиозной терпимости. Они с одинаковым высокомерным презрением относятся к представителям обоих культов и под их владычеством теперь мирно уживаются и bud temples, и demon temples.

К числу последних принадлежал сохранившийся чудом храм индийской богини Парвати, расположенный на полугоре в двух или трех милях от Рамуни.

К этому-то храму, проснувшись еще до восхода солнца, отправились наши путешественники, в сопровождении Рами-Сагиба, Дайянанды и целой свиты сингалезцев, вооруженных копьями и ружьями, на случай встречи с каким-нибудь пятнистым или полосатым непрошеным гостем.