Ариасвати - Страница 69

— Зачем ты мне помешала? — с гневом вскричал Андрей Иванович, хватая руку колдуньи.

— Довольно… больше нельзя, — прошептала она на ломаном английском языке, силясь высвободить сжатую руку.

— Отчего нельзя? Я заплачу, — настаивал Андрей Иванович.

— Нельзя, нельзя… Пусти! Довольно и того, что ты видел, чтобы судьба совершилась… Даже слишком довольно!

Как-будто очнувшись от глубокого сна, Андрей Иванович выпустил руку старухи, бросил на столик несколько золотых и быстрыми шагами вышел из палатки. Андрей Макарович и Крауфорд, пораженные разыгравшейся сценой, молча последовали за ним. Полисмен шел впереди, расталкивая толпу и указывая дорогу к европейской части города.

XII. Ложь и правда

Движение на чистом воздухе заставило Андрея Ивановича опомниться и придти в себя.

— Каково? — спросил он, обернувшись. — Что вы на это скажете, господа?

— Непостижимо! — отвечал Крауфорд, находясь все еще под влиянием пережитых ощущении.

— Именно, батенька, непостижимо! — согласился Авдей Макарович, разводя руками. — Ну, представьте, откуда она может знать, что существуют на свете какие-нибудь Кноблаух и Глиствайб?

— Да что такое вы видели, Андрей Макарович?

— Чудеса, господа, просто чудеса! Совершенно необъяснимо! Представьте себе, я видел, конференц-зал Академии Наук.

— Вот как! Ну, и что же?

— Вокруг стола сидят вице-президент, конференц-секретарь, академики, много знакомых, еще больше незнакомых. Конференц-секретарь читал какой-то доклад. Потом встал вице-президент, что-то сказал и сделал какой-то знак рукой. Сейчас же служители принесли избирательный ящик, поставили на отдельном столе и конференц-секретарь повесил на нем большой печатный ярлык, на котором я мог свободно прочитать: "баллотируется в академики профессор восточных языков Авдей Макарович Семенов".

— Так, значит, вас нужно поздравить? — рассмеялся Андрей Иванович.

— От всей души! — отозвался Крауфорд, протягивая руку.

— Погодите, господа: еще успеете поздравить. Дайте рассказать. Но ведь представьте, я вовсе об этом не думал… то-есть, признаться, думал иногда, но не теперь, не сегодня, — во всяком случае, давно уже не думал… И вдруг, представьте, выборы! Чорт знает, что такое!

— Что же, Авдей Макарович, выбрали вас?

— А вот слушайте. Поставили этот ящик на стол и потянулись гуськом академики баллотировать меня грешного… Вижу я, на переднем плане собралась кучка немцев: тут и Шафскопф, и Глиствайб, и Пимперле, и Кноблаух, и Пипербаум, и Нюцлихштуль — словом, все собрались и шепчутся что-то между собою, и так злорадно улыбаются… Ну, думаю, накладут они мне черняков! Смотрю, однако, что будет дальше. Академики ходят вокруг стола, переговариваются между собою, смеются, кладут шары и возвращаются на свои кресла. И так, знаете ли, батенька, все это мне ясно видно, как будто я сам стою в конференц-зале. Только жаль одного: не слышно, что говорят…

— Да, в самом деле, удивительно все ясно видно, — подтвердил Крауфорд.

— Ну-с, добрейший Авдей Макарович, что же дальше?

— Дальше то? А дальше вот что: вынимает вице-президент избирательный ящик, а в нем — всего только три белых шара! А черняков-то, черняков-то — целая гора накладена!

— Ха, ха, ха! Так вы, значит, провалились, Авдей Макарович?

— Провалился, батенька, провалился самым позорным образом! Ну-с, дальше: началась, знаете, тут сутолока. Академики повскакивали с мест, друг на друга наталкиваются, размахивают руками, горячатся… Митрофан Петрович…

— Какой это?

— А Бурлаков-то: ведь он академик… Ну-с, Митрофан Петрович так-таки кулаком и машет, да прямо под носом у Глиствайба и Браунколя… Ну, думаю, побьет он их непременно… А вице-президент, вижу, что есть силы колокольчиком трясет… Тут все вдруг как-то смешалось и исчезло… Осталась только кучка немцев на переднем плане, смотрят они мне прямо в глаза, хохочат и языки показывают…

— Что вы? Вот забавно!

— Да, да, языки показывают… Да это еще что! Глиствайб с Нюцлихштулом так даже прямо фигу мне наставили…

— Ну, полноте, Авдей Макаровиич! Это вы уже ради красного словца придумали.

— Ни-ни! Ни Боже мой! Честное слово, ничего не придумал: так-таки фигу и показывают… Остальные языки высовывают, а эти двое — фигу выставили! Да-с… А Думме стоит да со смеху покатывается, даже живот поджал… Ха, ха, ха! Право, чорт знает, что такое… Только что я хотел их обругать, а тут эта старая колдунья впуталась и все исчезло…

— Ха, ха, ха! Вот так, видение!

— Простите, мистер Сименс. И мне также кажется, что вы все это придумали, чтобы уморить нас со смеху.

— Да честное же слово, ничего не придумал! Ха, ха, ха! Ну, честное слово! Что вы господа? Очень мне нужно вас забавлять: я думаю, вы не малютки… Ха, ха, ха!

Когда наконец смех, вызванный рассказом Авдея Макаровича утих, Андрей Иванович, по просьбе приятелей, рассказал, что он видел в чаше с кофейною гущей.

— А вы, мистер Крауфорд? — спросил Авдей Макарович. — Мне показалось, что вы были опечалены тем, что видели… Или, может быть, я поступаю неделикатно, предлагая этот вопрос?

— Нет, что же, господа? — ответил, несколько подумав, Крауфорд, — неделикатного тут ничего нет и я с удовольствием отвечу вам откровенностью на откровенность. Но предварительно я должен сделать маленькое пояснение. Видите ли, я — младший брат и поэтому должен сам составить себе карьеру: в то время, как mon frère aîné живет себе покойно в Крауфорде-Карт и заседает в парламенте, я мыкаюсь по свету и собираю гинеи, чтобы добиться независимого положения в обществе. У меня есть кузина Эми… Несколько лет тому назад мы дали друг другу слово, но отложили свадьбу до тех пор, когда я составлю себе независимое состояние и займу в свете соответствующее место. Ее родные были против этого брака и употребляли все усилия, чтобы Эми мне отказала, но до последнего времени этого им еще не удалось достигнуть. К несчастью, gutta cavat lapidem… И вот… я видел…