— Мы знаем его, сэр, — заговорили они в один голос, — это действительно Нарайян Срадгана.
Нарайян презрительно взглянул на них и пожал плечами. Мак-Ивор заметил его жест.
— Где вы его видели? — спросил он.
— В Калькутте, во время бунта, — снова в один голос отрапортовали оба блузника, — он предводительствовал бунтовщиками.
Капитан в свою очередь пожал плечами и взглянул на Нарайяна.
— Вы, конечно, подтвердите все это присягой? — спросил он сухо, скользнув взором в сторону свидетелей.
— Все трое, сэр, — отвечал за товарищей обладатель рыжих бак.
— Итак, вы пундит Нарайян Гаутама Суами, прозванный в последнее время Срадганой? — спросил Мак-Ивор, обращаясь к Нарайяну, и прибавил сквозь зубы: — запираться бесполезно.
— Да, я Нарайян Гаутама Суами, — отвечал спокойно пундит. — Я и не думал запираться. Я сказал бы, кто я, если бы меня спросили раньше этих господ.
— В таком случае я должен вас арестовать, — сказал Мак-Ивор. — Возьмите его! — приказал он, обернувшись к солдатам.
В ту же минуту два сипая, передав ружья товарищам, скрутили несчастного пундита целой сетью веревок, так что он не мог пошевелиться. Затем Мак-Ивор сделал рукою знак и вся его команда выбралась вон из залы, окружив связанного Нарайяна. Мак-Ивор вышел последним.
Наши приятели остались за столом, пригорюнясь.
— Что теперь делать, коллега? — спросил, разводя руками, профессор.
— Надо принять какие-нибудь меры, — отвечал грустно Андрей Иванович, перебирая в голове средства помочь Нарайяну.
В это время в залу снова вошел капитан Мак-Ивор.
— Вам, может быть, неизвестно, господа, — обратился он к нашим приятелям, — что Нарайян Суами обвиняется в государственном преступлений, что он скрывался от кары закона и что его голова оценена? Но во всяком случае мне очень жаль, что эта сцена разыгралась на ваших глазах. Заверяю вас, я не мог поступить иначе. Вы, кажется, в момент ареста, читали вместе индийскую рукопись? От души жалею, что помешал вашим занятиям. К несчастью, обязанности солдата не всегда бывают приятны. Я все-таки позволяю себе надеяться, что вы не будете против того, чтобы я и мои солдаты провели ночь в этом здании.
— Помилуйте, мистер Мак-Ивор, сколько мы могли заметить, вы действуете здесь, как полный хозяин, — сказал насмешливо Авдей Макарович, — кажется, именно от вас зависит, — запереть ли нас здесь в тесной блокаде или предоставить свободу… провести ночь под открытом небом, в приятном соседстве с тиграми.
— Не говорите о блокаде, мистер Сименс, прошу вас! Конечно, вы можете думать о нас, что вам угодно, но смею вас уверить, что если бы не была ночь и если бы в этой трущобе можно было найти другое помещение, я минуты не позволял бы моим солдатам стеснять вас своим присутствием. Но обстоятельства таковы, что волей неволей приходится быть навязчивым.
Мак-Ивор проговорил эту тираду так искренно и так было видно, что ему действительно неприятно стеснять русских путешественников, что сердце Андрея Ивановича растаяло.
— Вы нас нисколько не стесняете, мистер Мак-Ивор, — сказал он. — Конечно, нам очень неприятен арест мистера Нарайяна, но вы исполнили только свою обязанность. Мы против вас ничего не имеем.
Капитан Мак-Ивор просиял.
— Мистер Сименс, надеюсь, вы того же мнения? — спросил он, обращаясь к профессору.
— Совершенно, мистер Мак-Ивор.
— В таком случае, господа, позвольте вас просить сделать мне честь отужинать вместе со мною? Ведь в этой браминской трущобе, кроме риса, коровьего масла и воды ничего не сыщешь… А у меня найдется довольно сносная ветчина, кусок жареной баранины и бутылки две-три хересу и виски.
Наши друзья переглянулись.
— От души принимаем ваше предложение, — сказал весело профессор, — но с тем условием, чтобы вы позволили нам завтра, в свой черед, угостить вас завтраком.
— С удовольствием, сэр, с большим удовольствием… Но как же так? Значит вы, господа, сумели найти здесь съестные припасы? Это делает честь вашей опытности и… и предприимчивости… Это вообще трудная статья… Ну-с, а теперь позвольте вас, господа, оставить на несколько минут. Я пойду распоряжусь насчет ужина.
И капитан Мак-Ивор торопливо вышел из залы.
Профессор быстро вскочил со стула и несколько времени, молча, бегал взад и вперед по комнате, немилосердно теребя себя за бороду. Наконец он снова подошел к Андрею Ивановичу.
— А что, коллега, — начал он конфиденциальным тоном, садясь около Грачева, — какой суммою вы можете свободно располагать?
— Около 60.000 ф. ст. в Калькуттском банке, — так же конфиденциально отвечал Андрей Иванович.,
Авдей Макарович тихонько свистнул и с видом удовольствия потер себе руки.
— Значит, вы утилизировали свои алмазы? — спросил он снова.
— Еще тогда же. Только не все. Много осталось.
— Поздравляю. В таком случае носа вешать нам незачем.
— Вы думаете?
— Конечно. Надо освободить Нарайяна.
— При помощи денег?
— Неукоснительно. Какой суммы вам не жаль?
— Да хоть все возьмите, только выручите.
Авдей Макарович обнял и расцеловал Андрея Ивановича.
— Ну, голубчик, — сказал он, окончив эту церемонию, — так я пойду орудовать.
И, почти бегом, профессор скрылся из залы.
Он тотчас же отыскал обладателя рыжих бак. Этот последний сидел за бутылкой виски в углу проходной комнаты. Товарищи его в соседней каморке дежурили около связанного Нарайяна.