Ариасвати - Страница 103

103

Выждав, когда проголодавшиеся гости несколько удовлетворили свой аппетит, Нарайян заговорил о давно уже интересовавшем его предмете.

— В письме Рами-Сагиба, — сказал он, обращаясь к Андрею Ивановичу, — упоминается, что вы привезли с собой письмо мистера Грешама?

— Да. Мистер Грешам был так любезен, что дал мне рекомендательное письмо. В нем он указывает на вас и просит мистера Рами сообщить ваш адрес.

— Если это не затруднит вас, сагиб Гречоу, мне доставило бы большое удовольствие взглянуть на письмо мистера Грешама, который всегда был так добр ко мне. Это письмо у вас?

— К несчастью, мистер Нарайян, его у меня нет.

— Следовательно, оно осталось у Рами-Сагиба.

— Я передал его Рами-Сагибу, но…

— Он потерял его?

— Хуже, мистер Нарайян: кажется, оно попало в дурные руки.

— В дурные руки? — встревожился Нарайян. — Как это случилось?

Андрей Иванович рассказал о пропаже письма, совпавшей с неожиданным посещением Рами-Сагиба Эдвардом Смитом, эсквайром из Манчестера. Он не скрыл также о невыгодном впечатлении, которое произвел на него этот Смит. Особенно подозрительны ему казались его расспросы о пундите Нурреддине, о которых передал ему Рами.

— Это — сыщик, — решительно сказал Мартан, внимательно вслушиваясь в рассказ Андрея Ивановича, — сагибы поступили очень неосторожно.

— Но, мистер Мартан, — заметил Авдей Макарович, — в письме Грешама не было и не могло быть адреса мистера Нарайяна.

— Но зато было указание на него. В письме было сказано, что сагибы приехали из Европы нарочно затем, чтобы видеться с Нарайяном. Сагибы полагают, что ловкий сыщик не сумеет воспользоваться этим указанием? Нет ничего легче, сагибы: ему стоило только следить за вами.

— Вы правы, мистер Мартан. Это соображение пришло в голову еще в то самое утро, когда мы только что хватились письма. Именно оно заставило нас поторопиться уехать от Рами-Сагиба до возвращения мистера Смита из храма Парвати.

— Но за вами мог следить кто нибудь из товарищей этого Смита.

— Весьма возможно… Но пока мы скакали в банди до станции железной дороги, мы могли свободно видеть, что за нами никто не гнался. Затем на поезде было только два европейца, я и мой товарищ…

— Но Смит мог телеграфировать, — настаивал Мартан.

— И это приходило нам в голову. Но нигде мы не видели ни одной подозрительной личности, никто не следил за нами, не приставал к нам с расспросами до самой станции Наги-Девты.

— А на этой станции?

— На этой станции мы наняли лошадей в Магабанпур. Только подъезжая к Магабанпуру, мы объявили проводникам, что нам нужно ехать собственно в храм Мага Крпшну…

— Мне кажется, — сказал в раздумье Нарайян, — что мы можем быть покойны. Самое большее, что может выйти из пропажи письма мистера Грешама, это то, что меня будут искать в Магабанпуре, а так как в Магабанпуре никто не знает, что я здесь, то этим все и ограничится. Я уверен, что в храме Парвати никто не решился бы сообщить моего адреса этому Смиту.

— Без всякого сомнения, — подтвердил Авдей Макарович. — Но скажите, пожалуйста, мистер Нарайян, что навлекло на вас такое преследование со стороны правительства?

— Разве сагиб не знает еще этой истории?

— Почти. Друзья мистера Нарайяна так осторожны, что их даже неловко и расспрашивать, а обращаться с подобным вопросом к незнакомым мы находили опасным.

— Благодарю за осторожность. История собственно очень проста. В Калькутте, в двух шагах от Royal Place, был старинный храм Индры, в котором находился весьма древний истукан Вишну, в виде Каненки, то есть небесной лошади. Этот истукан привлекал множество богомольцев. Толпы их даже затрудняли движение как по Royal Place, так и по соседним улицам. Кроме того храм был очень стар и нужно сознаться, не совсем красив, — а главное, место, — занимаемое им, понадобилось одному из важных правительственных чиновников, который вздумал выстроить тут свой дворец. Ввиду этого правительство нашло, что храм стоит не у места, и сделало распоряжение перенести его на окраину города, в один из кварталов, занятых исключительно туземцами. Собственно говоря, с точки зрения людей образованных, против этого распоряжения ничего нельзя возразить. Молиться Богу можно на любом месте и под открытым небом даже еще лучше, чем в каком-нибудь здании; храм, предназначенный для туземцев конечно, и должен находиться там, где живут эти туземцы. Наконец, на самом деле не удобно, когда целые тысячи грязных, полунагих богомольцев толпятся на лучших улицах европейской части города и затрудняют движение по ним до того, что порой невозможно проехать мимо храма.

— Сын мой очень хорошо усвоил точку зрения людей образованных, — заметил Мартан с заметной иронией.

— Отец мой, я всегда старался быть беспристрастным, — ответил скромно Нарайян. — Теперь я буду говорить о другой точке зрения. Для простого народа недоступна отвлеченная идея, бестелесный образ ему понятен только тогда, когда он прикован к известному месту, воплощен в телесные формы. Поэтому он так дорожит внешними знаками и символами и так привязывается к какому-нибудь изображению или месту, где оно находится, что эти последние для него составляют все, то есть за внешностью он уже перестает видеть внутреннее содержание.

— Может быть, он сливает их в одно целое? — заметил Мартан.

— Как бы то ни было, народ настолько привязан к своим старинным храмам и к своим древним идолам, что готов защищать их до последней крайности, хоть бы для этого пришлось пролить реки крови.

103